Данный сайт не является СМИ и не является блогом в соответствии с законодательством РФ. Ограничение по возрасту: 18+

«Шведскую семью» надо было назвать «испанской»

В 1960-х – 1970-х годах появилось и стало известным по всему миру такое понятие, как «шведская семья» – когда представители шведской «прогрессивной» молодёжи с левыми взглядами решили отказаться от традиционной «буржуазной» семьи, и создавали аномально коллективные отношения в сексуальной сфере, в том числе и в форме группового сожительства, обмена половыми партнёрам и занятия групповым сексом.

Вместе с тем, необходимо пояснить, что групповые союзы половых партнёров называли «шведскими семьями» только за границей, а в самой Швеции использовались термины «Стокгольмский брак» или, значительно чаще, «коллектив». В книге Ады Баскиной «Золотая середина. Как живут современные шведы» приводятся воспоминания музыканта Магнуса Йена о жизни в таком «коллективе»:

«В середине 60-х я снял комнату в квартире, где уже жило несколько человек. И сразу окунулся в атмосферу упоительной свободы. Не нужно было думать о приличной одежде, а по дому и вовсе можно было ходить нагишом. Можно было не работать, жить на пособие, я еще немножко подрабатывал как музыкант. Но самая большая прелесть состояла в том, что можно было спать с тем, с кем хотелось. При обоюдном желании, конечно».

«У меня было три девушки: с одной я встречался в понедельник и вторник, с другой – в среду и в четверг, с третьей – в пятницу и субботу. В свою очередь каждая из них не ограничивала себя в выборе и «изменяла» мне, с кем хотела. Были и более-менее постоянные пары, но они в любой момент могли поменяться партнерами. Кроме того, популярностью пользовался и групповой брак. Дети были как бы общими: за ними ухаживали по очереди. И не очень приветствовалось, когда они слишком привязывались к своим биологическим родителям, а родители – к ним. Эта привязанность считалась проявлением «буржуазности». Особенно осуждалось такое чувство, как ревность. «Эта женщина что, твоя собственность?» – часто можно было услышать, если ты выражал недовольство, что твоя подруга провела ночь с другим. Вот на ревности я и споткнулся. Из всех женщин мне особенно приглянулась Анита. Очень уж много у нас было с ней общего, на многие вещи мы смотрели одинаково, нам нравилась одна и та же музыка. Я вдруг почувствовал, что не хочу спать, жить ни с кем другим. Но она нравилась и моему другу. И однажды она предупредила, что проведет ночь с ним, но потом обязательно вернется. И действительно вернулась. Но я не смог ее простить. Я страдал ужасно. И вдруг сразу понял, что весь этот «коллектив» – ужасная глупость».

В книге Ады Баскиной также приводится рассказ профессора кафедры политологии Гётеборгского университета Пэра Монсона о социально-политической обстановке, на фоне которой в Швеции появился «коллектив»:

«Это был конец 1960-х – начало 1970-х, время бурных студенческих волнений. Молодежь собиралась на манифестации против войны во Вьетнаме: здесь протест был даже более сильным, чем в самих США. Мы бастовали против империализма, против буржуазного порядка. Модно было быть коммунистом: либо сталинистом, либо маоистом, либо троцкистом. Я был коммунистом-троцкистом. И все мы выступали против буржуазности, в том числе против традиционной семьи. Отсюда и «коллектив» – как протест против устоявшихся семейных порядков».

Вместе с тем необходимо отметить, что в Советском Союзе, где в тот же период коммунисты находились у власти, подход к семье и семейным отношениям был совершенно другой.

Советская семья по своему характеру была фактически традиционной, «буржуазной» – зарегистрированный брак, в котором был только один муж и только одна жена; дети не были общими, жили вместе с родителями и воспитывались родителями; привязанность родителей к детям и детей к родителям считалась нормой; была собственность, которой пользовались только члены семьи, и которую можно было передать детям по наследству; ревность не осуждалась, а поощрялась – можно было пожаловаться на изменившего супруга в партком, и его обсуждали за аморальное поведение на партийном собрании.

А молодые шведские коммунисты против такой семьи протестовали. К счастью, «коллектив» в Швеции не прижился. По словам профессора Пэра Монсона, «Все эти «революционные» новшества просуществовали недолго, а уж теперь-то новые поколения даже и слышать об этом не хотят».

Не исключено, что идейные мотивы у шведских «протестующих» были всего лишь прикрытием их реальных желаний – а именно, стремления к групповому сексу и обмену половыми партнёрами. Ведь занимались этим делом задолго до того, как стало модно быть коммунистом, в те далёкие времена, когда никаких протестов против буржуазного порядка и традиционной семьи ещё не было.

Первая в мире исторически зафиксированная «шведская семья» появилась в конце XVIII века, причём не в Швеции, а в супер-консервативной католической Испании, и не было в этой семье никакой идеологии, и слово «буржуазность» в ней не знали. Однако по факту это был групповой брак, когда у двух мужчин была одна общая женщина на двоих.

Причём эта испанская «шведская семья» была не какой-то там маргинальной кучкой «протестующих против устоявшихся семейных порядков» – нет, это была самая главная семья во всей Испании.

Итак, встречайте: Его Величество король Испании Карл IV, Её Величество королева Испании Мария-Луиза Пармская, и премьер-министр Испании, генералиссимус сухопутных и морских сил, герцог де Алькудиа и князь Мира, Его Светлость дон Мануэль Годой. На портретах, которые Вы видите ниже, эти высокие особы идут именно в таком порядке слева направо.

Король Испании Карл IVКоролева Испании Мария-Луиза ПармскаяПремьер-министр Испании Мануэль Годой





Кстати, портреты Карла IV, Марии-Луизы Пармской и Мануэля Годоя, которые Вы здесь видите, написал великий испанский живописец Франсиско Гойя.

По портретам можно догадаться, что третий участник этой своеобразной испанской «шведской семьи» был значительно моложе двух первых. И это действительно так.

Расскажем, как началась и чем закончилась история этого высокопоставленного «любовного треугольника».

В 1784 году 17-летний юноша из обедневшего дворянского рода, Мануэль Годой, поступил на службу в Испанскую королевскую гвардию.

Сейчас под словом «гвардия» понимают некое элитное, самое боеспособное и самое лучшее воинское подразделение. Однако в конце XVIII века под термином «гвардия» понималось именно то, что это слово значит в буквальном переводе на русский язык – «охрана».

То есть, Мануэль Годой стал служить в охране королевского дворца. А в этом дворце, помимо короля, жил также инфант (старший королевский сын и наследник) дон Карлос, со своей супругой Марией-Луизой, герцогиней Пармской.

Принц и принцесса были вовсе не юные, как обычно представляют принцев и принцесс, начитавшись сказок, нет, им было уже хорошо за тридцать.

Охранников было много, и поначалу на Годоя никто не обращал особого внимания – подумаешь, стоит на часах солдат с ружьём, их тут сотни таких.

Однако через год, в 1785 году, 34-летняя Мария-Луиза Пармская всё же заметила не абстрактного часового, а конкретного молодого человека, 18-летнего Мануэля Годоя, который был моложе её на 16 лет, и влюбилась в него. Причём не платонически, а плотски.

Как очень хорошо заметно по её портрету, Мария-Луиза Пармская была совсем не красавицей, а скорее даже очень сильно наоборот. Да ещё и старше на 16 лет. Однако Мануэль Годой был не брезглив, он очень сильно хотел стать из простого солдата большим начальником, и ради карьеры стал любовником Марии-Луизы.

Мария-Луиза, как сказали бы современные сексопатологи, была нимфоманкой, а Годой был этакой секс-машиной вроде Григория Распутина, так что парочка получилась идеальная.

37-летний инфант вскоре узнал, с кем развлекается его супруга, и по принятым в горячей Испании понятиям он должен был его как минимум убить. Почему я пишу «как минимум»? Потому что испанцы были большие мастера по части разных пыток и способов медленной и мучительной казни, так что Мануэлю Годою могли устроить много чего нехорошего, и если бы его просто повесили, он бы ещё легко отделался, всё-таки он поднял ... нет, не руку, на супругу престолонаследника.

Однако произошло непредвиденное – дон Карлос увидел Годоя, и любовник жены ему понравился! До такой степени, что он не стал возражать против их отношений. При этом сам он с женой отношений тоже не прекратил, и они, так сказать, соблюдали живую очередь и проявляли коллективизм.

В 1788 году дон Карлос стал королём Испании под именем Карла IV, а Мария-Луиза Пармская – соответственно, испанской королевой. Мануэль Годой и после этого продолжал оставаться любовником королевы при полном на это согласии со стороны короля.

После знакомства с Годоем Мария-Луиза родила ещё нескольких детей, причём последнего ребёнка – в возрасте 43 лет. Некоторые из этих королевских детей были похожи на короля, а некоторые – на Годоя.

У читателя может возникнуть вопрос – а не было ли там чего-нибудь такого между самим Карлом IV и Годоем? Ведь не на пустом же месте между ними возникла такая странная симпатия?

Стопроцентно достоверного ответа на этот вопрос у историков нет. Во всяком случае, никто короля Карла IV ни за какими постыдными делами с Мануэлем Годоем не застал, а если и застал, то разглашать это было бы себе дороже, всё-таки голова даётся человеку один раз, и после отрубания не вырастает.

Однако известно совершенно точно, что Карл IV относился к Годою очень нежно, называл его «мой лучший и милый друг», проводил в его обществе очень много времени, едва ли не больше, чем сама Мария-Луиза, а когда он долго не видел Годоя, то начинал спрашивать «Где мой Мануйленька?». Так что выводы делайте сами.

Однако Мануэль Годой не удовлетворялся ролью любовника королевы и «милого друга» короля, ему хотелось богатства и власти, о чём он и стал остальным двоим участникам этой своеобразной испанской «шведской семьи» как бы намекать.

Король с королевой намёк поняли, и в 1791 году 24-летний Мануэль Годой стал генерал-адъютантом королевской гвардии. А ещё через год, в 1792 году, 25-летний Мануэль Годой был назначен премьер-министром Испании! В двадцать пять лет – и уже глава правительства! И это не благодаря выдающемуся уму, а благодаря выдающемуся ... сами понимаете чему.

Дальше на него посыпались звания и титулы как из рога изобилия – он стал маркизом, затем герцогом де Алькудиа, грандом 1-го класса, генералиссимусом всех морских и сухопутных войск, и наконец специально для него изобрели титул «князь Мира».

Надо сказать, что Карл IV государственные заботы не любил, его интересы лежали в другой сфере – он охотился с 9-00 до 12-00 и с 14-00 до 17-00 ежедневно, в любую погоду, да ещё любил чинить сломанные часы. Всё остальное его не интересовало. Поэтому, когда «милый друг Мануйленька» вызвался порулить, король только обрадовался.

Однако на роль государственного рулевого Мануэль Годой совершенно не годился. Во внешней политике он разбирался настолько слабо, что долгое время не видел никаких различий между Россией и Пруссией – по мнению испанского премьер-министра, это было одно и то же государство!

Французский посол Алькье сообщал в Париж, что «первый министр Испании имеет преимущественно два качества – полное невежество и склонность ко лжи». Следующий французский посол, Евгений Богарнэ (приёмный сын Наполеона Бонапарта), писал в своём докладе, что Годой является «сластолюбцем, лентяем и трусом, и берёт взятки за все назначения на государственные посты».

И действительно, Годой запускал свою лапу в государственный карман по максимуму. Он не только брал взятки, но и просто воровал казённые деньги, и вскоре его состояние превысило годовой бюджет Испанского королевства!

Естественно, большой любви со стороны испанцев это не вызывало, и Годой стал врагом практически всех придворных и всех простых испанцев. Над ним исподтишка смеялись. В народе Годоя называли «бычок-осеменитель». Кстати, Наполеон Бонапарт после личной встречи с Годоем сказал о нём так: «Он напоминает быка». Видимо, что-то в испанском премьере было такое, что вызывало подобные ассоциации.

В 1798 году недовольство деятельностью Годоя возросло настолько сильно, что по консолидированному требованию практически всей испанской элиты он был снят с должности премьер-министра, однако своё положение как бы третьего члена королевской семьи он сохранил, и продолжал «дружить» с королевой и королём. А в 1801 году его вновь сделали премьер-министром. Враги Годоя были посрамлены. Как гласит русская пословица, «Ночная кукушка дневную перекукует».

После этого Мануэль Годой, почувствовав всесилие и безнаказанность, обнаглел настолько, что вообще перестал соблюдать приличия. Он даже стал изменять августейшей паре.

Годой установил себе такой распорядок дня: сначала он у себя в кабинете принимал какого-нибудь иностранного посла, затем делал перерыв, и к нему приводили через другую дверь (чтобы с послами в приёмной не столкнуться) какую-нибудь женщину для любовных утех, затем он снова принимал уже другого посла, затем опять другую женщину, затем снова какого-нибудь посла. А после тяжёлого рабочего дня Годой отправлялся к Карлу IV и Марии-Луизе Пармской.

Кончилась эта идиллия весьма печально. В 1808 году произошло народное восстание. Чтобы спасти Годоя от расправы со стороны толпы, король объявил, что смещает Годоя с поста премьер-министра, и даже посадил его в тюрьму, но не для того, чтобы наказать, а чтобы до него не добрались повстанцы.

Затем Мадрид был захвачен французскими войсками, и всю эту испанскую «шведскую семейку» (короля Карла IV, королеву Марию-Луизу Пармскую и бывшего премьера Мануэля Годоя) отправили во Францию, где король впоследствии подписал отречение от престола.

После этого бывший король, бывшая королева и бывший премьер-министр уехали в Рим, и стали открыто жить втроём, ведь теперь они были частные лица, и стесняться им было некого.

Жили они в Риме долго и счастливо, и даже умерли почти в один день. Мария-Луиза умерла 2 января 1819 года, а Карл скончался через 18 дней, 20 января. Мануэль Годой остался один.

В 1830 году Годой переехал в Париж. В 1847 году из Испании сообщили, что ему даровано помилование за прошлые прегрешения, и разрешено вернуться на Родину. Однако Мануэль Годой был уже старым больным человеком, и возвращаться в Испанию через 39 лет после изгнания он не захотел. Умер он в Париже, 7 октября 1851 года, в возрасте 84 лет.

Биографии
История
Музыка
Природа